Назар. Ей. Изменил.

Но едва оставшись наедине со своими мыслями, она тут же снова оказалась в коттедже Назара. Слышала мягкий голос Ани и успокаивающий — его. Милана никогда не бывала в этом доме, но воображение легко рисовало обычную комнату обычных людей. Диван, стол, телевизор. И эти двое, уютно устроившиеся и по-семейному обсуждающие общего отпрыска. В то время как она каждый день ждала его в Кловске. А зачем ему было приезжать? Где ему было помнить о Милане, когда в чертовом селе и так все под рукой — баба, ребенок и булочки по маминому рецепту.

Они — там вдвоем, а она здесь — одна. И чертов Стах, отбиваться от которого становится все труднее — сил не хватает, и безразличие захватывает душу, потому что все оказалось обманом. Милана закрыла руками лицо и почувствовала, что щеки были мокрыми от медленно катившихся по ним слез. Она и не заметила, что плачет. Глупость какая — плакать.

С чего ей плакать?

Подумаешь, парень предал.

Подумаешь, для отца она теперь наивная размечтавшаяся идиотка.

Подумаешь…

«Беременность не рассматриваем?» — спросил дежурный врач, выслушав скупое объяснение об обмороке и прочих прелестях ее состояния.

Милана даже рот приоткрыла, а на ее лице отразился судорожный процесс прозрения. Врач понимающе качнул головой и принялся что-то писать в формуляре. «Так не бывает!» — хотела крикнуть она, но вместо этого покорно брала направления на анализы и также покорно шагала за медсестрой в палату, которую организовал Шамрай. Чтобы потом спрятаться в белоснежном теплом коконе и медленно впускать в себя все, что случилось с ней всего-то за несколько часов, а будто вся ее привычная жизнь была бесконечно давно.

Озаренная неожиданной идеей, Милана откинула одеяло, села и сунула ноги в тапочки, бог знает где раздобытые все тем же Стахом. В клинике ведь должна быть аптека, а она не может ждать до утра. Ей надо знать сейчас, знать наверняка. Сделать тест, посчитать… что там?.. полоски. Или имеет значение их цвет?

Разобраться в нюансах Милане не довелось. Аптека оказалась закрытой, а дежурная медсестра, выглянувшая на ее шаги и вы́пытавшая причины ночного бродяжничества, в свойственной медикам прагматичной манере утешила, что все равно надежнее делать тест утром.

Вернувшись в палату, Милана снова забралась в спасительный кокон. Телефон разрывался от повторявшихся звонков Олексы, которые она пропускала. Он беспокоится. Единственный, кому не безразлично, что с ней, и она заставила себя набрать несколько слов сообщения.

«Завтра буду дома. Все расскажу».

«Ты в своем уме? Я переживаю», — тут же прилетело ей в ответ.

«Все завтра», — написала Милана, отключила телефон до утра и, откинув голову на подушку, уставилась в потолок, пока не провалилась в зыбкую дрему, в которой бродила туманными лабиринтами. Упиралась в тупики и возвращалась к исходной точке. Просыпалась, вертелась под одеялом, было жарко и холодно одновременно. Она снова засыпала, и снова кружила в бесконечных коридорах. Искала выход и не находила. А в ушах раз за разом звучал голос Назара.

Негромкий. Заботливый. Он успокаивал. Но не ее…

Когда Милана в очередной раз открыла глаза, за окном начинался новый день. После тревожной ночи болела голова. Приняв душ и умывшись, она собрала рюкзак, намереваясь сразу же после осмотра уехать. И уговаривала всех возможных богов успеть сделать это до того, как явится Стах. Она даже подумала, не сбежать ли сразу. В конце концов, в Кловске достаточно клиник, врачей и сопутствующих возможностей.

Но этот наметившийся план ей осуществить не удалось. Пребывая второй день в растерянном состоянии, Милана самой себе напоминала марионетку, которая никак не может избавиться от нитей, и каждый, кому не лень, дергает за них с завидным успехом. Сейчас в роли кукловода выступала медсестра, явившаяся за ней и принявшаяся таскать по кабинетам.

Анализы, допрос у гинеколога, осмотр, снова появившаяся медсестра. Прорвавшийся сквозь весь этот белый шум звонок Стаха оказался решающим, и уже через десять минут Милана, избавившись наконец от всевозможного навязчивого внимания, катила по трассе в сторону дома. Она медленно становилась собой, будто отъезжая от Рудослава — избавлялась от оболочки, сковывающей ее мысли и поступки. И это было хорошо, это было правильно. Потому что ей надо многое обдумать.

Что делать дальше, что делать с ребенком, как вообще жить. «Седьмая неделя» — и ее мир оказался перевернутым, а планы — разрушенными. Теперь эти руины громоздились в ее голове, и рано или поздно Милане придется их упорядочить, потому что подчиняться обстоятельствам — не в ее правилах. Надо лишь принять решение и быть уверенной, что оно безошибочное, и тогда все остальное само уложится в систему установленных ею координат.

‍​‌‌​​‌‌‌​​‌​‌‌​‌​​​‌​‌‌‌​‌‌​​​‌‌​​‌‌​‌​‌​​​‌​‌‌‍Главное — решить. Решиться.

Но пока она определилась только с одним — ничего не говорить родителям. Она легко представляла, какой ответ получит от них, особенно с учетом того, что в ее жизни больше не предвидится Назара. Сейчас у нее в запасе немного времени, этой отсрочкой она и воспользуется. А потом… потом еще вопрос, будет ли вообще о чем говорить.

И словно подслушав ее мысли, телефон отразил на экране входящий звонок от мамы.

— Милана, солнышко, как ты? — проворковала Наталья Викторовна соскучившимся голосом. — Совсем где-то запропастилась.

— Жива, здорова, занята, — отрапортовала Милана, мечтая о том, чтобы и мама была занята для сокращения длительности разговора. — А у вас что?

— Да все как обычно, папа работает, а я в твое отсутствие не знаю, к чему себя применить. Ну и грустно без тебя нам обоим. Саша вчера вообще выдал, что без нашей щебетухи дома отвратительно тихо.

— Заведите собаку, — буркнула дочь, — станет отвратительно громко. И вам, и соседям.

— Эм-м-.м… ты чего? — удивилась мама.

— Да нет, ничего, — вздохнула Милана, — я просто за рулем… Ты что-то хотела? Или давай я тебе попозже перезвоню.

— Милана, где ты уже машину добыла? — раздался перепуганный вздох. — Папе не вздумай ляпнуть!

— В прокате взяла, мама! Двадцать первый век на дворе!

— Ладно, ладно! Не нервничай, смотри на дорогу. Я просто хотела пригласить тебя в субботу у нас пообедать. Папа очень хочет повидать тебя, специально разгрузил себе этот день.

— Вот так просто повидать? — хмыкнула Милана.

— Ты считаешь, что это плохая идея? Мы тебя, считай, месяц не видели.

— А когда я вас к себе звала, то папа был ужасно занят.

— Папа и правда ужасно занят, он и сейчас с трудом. Но раньше хоть по вечерам тебя видел, а сейчас совсем не получается. У тебя дел много, да? — захныкала Наталья Викторовна.

Милана снова вздохнула. После ее возвращения в сентябре домой отношения с родителями стали странными. Внешне все выглядело благополучно. Отец, как и раньше, максимально потакал ее прихотям, которых, впрочем, стало значительно меньше. Съехав от них, Милана училась обходиться без родителей. Потому и хваталась за любой контракт, который приносил доход и укладывал еще один кирпичик в дорожку ее карьеры. Но она все чаще замечала, что отец будто наблюдает за ней, как за подопытным кроликом. А ощущать себя кроликом — было неприятно.

— Ну хорошо, мам, я приду.

— К семи вечера сможешь? Только, пожалуйста, солнышко, на такси. Если папа увидит тебя на машине после того случая, беды не оберемся!

— Я постараюсь не травмировать папину нежную душевную организацию, — рассмеялась Милана.

— Вот уж спасибо! — выдохнула Наталья Викторовна. — Какие-то пожелания насчет меню будут? Я скажу домработнице.

— Мам! Не начинай. Если я теперь живу отдельно, это не значит, что я за полтора месяца стала другой.

— Питаешься же, наверное, как попало, — горестно вздохнула та, — хочется порадовать.

— Я не могу как попало, — Милана принялась привычно объяснять сто раз говоренное. — Я хожу в спортзал, у меня контракты на съемки. А правильное питание важно и для одного, и для другого.